Таинственное мутное создание
*
Порой раздавался всплеск или хриплое кваканье потревоженного земноводного, но единственным существом, попавшимся им на глаза, была жаба величиной со ступню Уилла – она мучительно дышала, надуваясь одним боком, как будто ее страшно изувечили. Пытаясь отползти с тропинки, она глядела так, словно ждала расправы.
– Милосерднее было бы убить ее, – сказал Тиалис.
– Откуда вы знаете? – возразила Лира. – Может, она все равно еще хочет жить.
– Убить – значит взять ее с собой, – сказал Уилл. – Но она хочет остаться здесь. Я уже слишком многих убил. Даже сидеть в грязной вонючей луже, наверное, лучше, чем быть мертвым.
– А если ей больно? – спросил Тиалис.
– Если бы она об этом сказала, тогда другое дело. Но поскольку она не может, я не стану ее убивать. Это означало бы слушать себя, а не жабу.
*
– Да, – последовал ответ. – Мы не понимали, кто такие деймоны, но знали, каково это – остаться без них. Здесь есть люди из самых разных миров.
– А я знала свою смерть, – вмешалась одна девочка. – Все время знала, пока росла. Когда я слышала разговоры про деймонов, мне казалось, это что‑то вроде наших смертей. Теперь я по ней скучаю. Я никогда больше ее не увижу. «Мне конец», – вот последнее, что она мне сказала, а потом пропала навсегда. Пока она была со мной, я знала, что на свете есть кто‑то, кому я могу доверять, и этот кто‑то знает, куда мы идем и что надо делать. Но ее больше нет, и теперь я совсем не понимаю, что будет дальше.
*
– Но где ваш Бог, если он еще жив? – спросила миссис Колтер. – Почему он молчит? В начале мира Бог ходил по саду и разговаривал с Адамом и Евой. Потом он стал понемногу отдаляться, и уже Моисей слышал только его голос. Позже, во времена Даниила, он состарился – его называли Ветхий Днями. А где он теперь? Жив ли еще, только немыслимо стар, немощен и безумен, не способен ни мыслить, ни действовать, ни говорить, ни даже умереть – пустая скорлупа, внутри которой все давно сгнило? И если так оно и есть на самом деле, разве не будет высшим благодеянием, истинным доказательством нашей любви к Богу найти его и преподнести ему в дар смерть?
вот это последнее особенно. люблю когда переворачивают с ног на голову привычное и рушат монументальные догмы опираясь на них же.
я агностик, это значит, что я во что-то верю, но не уверена, во что, потому что религия и церковь немного иное, чем вера и бог. я их вполне разделяю. и если нечто высшее где-то и есть, то оно должно быть достаточно великодушным, сильным и снисходительным, чтобы такие мелкие подколки, как цитата сверху, например, могли его даже просто задеть. если бы и церковь была столь же сильна, то никто из ее представителей не высказывался бы о необходимости сжечь эту трилогию) и так уж нет-нет да и вспоминается незабвенный 451 градус)
одна из тех книг, из-за которых ненавижу открытые концы. ну что за вообще? эти двое детей столько прошли, так изменились и выросли, и зачем? чтобы вернуться туда, откуда и начинали. и я не знаю, встретились ли они еще когда-нибудь. что с ними стало, когда они выросли. как в дальнейшем сложилась жизнь этих уникальных детей. ничего не знаю.
Порой раздавался всплеск или хриплое кваканье потревоженного земноводного, но единственным существом, попавшимся им на глаза, была жаба величиной со ступню Уилла – она мучительно дышала, надуваясь одним боком, как будто ее страшно изувечили. Пытаясь отползти с тропинки, она глядела так, словно ждала расправы.
– Милосерднее было бы убить ее, – сказал Тиалис.
– Откуда вы знаете? – возразила Лира. – Может, она все равно еще хочет жить.
– Убить – значит взять ее с собой, – сказал Уилл. – Но она хочет остаться здесь. Я уже слишком многих убил. Даже сидеть в грязной вонючей луже, наверное, лучше, чем быть мертвым.
– А если ей больно? – спросил Тиалис.
– Если бы она об этом сказала, тогда другое дело. Но поскольку она не может, я не стану ее убивать. Это означало бы слушать себя, а не жабу.
*
– Да, – последовал ответ. – Мы не понимали, кто такие деймоны, но знали, каково это – остаться без них. Здесь есть люди из самых разных миров.
– А я знала свою смерть, – вмешалась одна девочка. – Все время знала, пока росла. Когда я слышала разговоры про деймонов, мне казалось, это что‑то вроде наших смертей. Теперь я по ней скучаю. Я никогда больше ее не увижу. «Мне конец», – вот последнее, что она мне сказала, а потом пропала навсегда. Пока она была со мной, я знала, что на свете есть кто‑то, кому я могу доверять, и этот кто‑то знает, куда мы идем и что надо делать. Но ее больше нет, и теперь я совсем не понимаю, что будет дальше.
*
– Но где ваш Бог, если он еще жив? – спросила миссис Колтер. – Почему он молчит? В начале мира Бог ходил по саду и разговаривал с Адамом и Евой. Потом он стал понемногу отдаляться, и уже Моисей слышал только его голос. Позже, во времена Даниила, он состарился – его называли Ветхий Днями. А где он теперь? Жив ли еще, только немыслимо стар, немощен и безумен, не способен ни мыслить, ни действовать, ни говорить, ни даже умереть – пустая скорлупа, внутри которой все давно сгнило? И если так оно и есть на самом деле, разве не будет высшим благодеянием, истинным доказательством нашей любви к Богу найти его и преподнести ему в дар смерть?
вот это последнее особенно. люблю когда переворачивают с ног на голову привычное и рушат монументальные догмы опираясь на них же.
я агностик, это значит, что я во что-то верю, но не уверена, во что, потому что религия и церковь немного иное, чем вера и бог. я их вполне разделяю. и если нечто высшее где-то и есть, то оно должно быть достаточно великодушным, сильным и снисходительным, чтобы такие мелкие подколки, как цитата сверху, например, могли его даже просто задеть. если бы и церковь была столь же сильна, то никто из ее представителей не высказывался бы о необходимости сжечь эту трилогию) и так уж нет-нет да и вспоминается незабвенный 451 градус)
одна из тех книг, из-за которых ненавижу открытые концы. ну что за вообще? эти двое детей столько прошли, так изменились и выросли, и зачем? чтобы вернуться туда, откуда и начинали. и я не знаю, встретились ли они еще когда-нибудь. что с ними стало, когда они выросли. как в дальнейшем сложилась жизнь этих уникальных детей. ничего не знаю.